Пишут. Приглашают в гости. И нет-нет да сам хочу, Но боюсь друг друга с вами, жители Ходынки. Ваши лица — горький вкус давно забытого улуна. Я его когда-то очень перепил. Не родившись сложно заново привыкнуть. И кто скажет мне, что с вами мы родные, Посмеется надо мной или над вами? ⠀ Этим летом мотыльки и махаоны — перестук колес застывшей Махаяны.
Круг внешний
Слепой не сомневается в пути, Безмерно полагается на трость, И трость укажет где ему идти. Но даже если ступит он гвоздь Слепой не сомневается в пути. Хромая продолжает он шагать, Ведомый тем, что есть в его руках, Птенец, который держится за мать. Кусок железа запертый в тисках, Хромая продолжает он шагать. Едины трость и тот кому идти — Единство, что приходит взаперти
… (выдох) Единство, что приходит взаперти, Известное любому гончару, Что глину обжигает на костру, Любую форму может обрести. Единство, что приходит взаперти, Определив каков теперь сосуд, Оно определит каков гончар. Преступник отправляется на суд, Когда он преступление зачал, Определив каков теперь сосуд. Едины крик и всякий, кто кричал. Конец присущ любому из начал.
… (выдох) Конец присущ любому из начал. Начало же рождается в конце, И голос, что ни разу не молчал, Найдет птенца, что спрятался в яйце. Конец присущ любому из начал. Так в совершенстве кроется изъян. Пусть лед и пар не больше чем вода, Но вечно ищет формы, как плода Толпа вечно голодных обезьян. Так в совершенстве кроется изъян. Не инструмент решил кому звучал, Не лодка выбирает свой причал.
… (выдох) Не лодка выбирает свой причал, Но лодочник укажет ей постой, Или ко дну отправит сгоряча. Она бывает полной и пустой. Не лодка выбирает свой причал. Кончается однажды водоем. И плывший переходит на ходьбу. А кто потащит транспорт на горбу? Пусть лодка будет временным жильем. Кончается однажды водоем. Но если дом, то в доме жить -- закон. У дома есть немного — пять окон.
… (выдох) У дома есть немного — пять окон. И только в них приходится смотреть. Немногие выходят на балкон. Чтоб в четырех стенах не умереть. У дома есть немного — пять окон. Пять глаз или точнее пять сердец, Стучат они на разной частоте Со всем, что Бог рисует на холсте. Пять глаз или точнее пять сердец — Дары, что мы имеем испокон, Их стрелами пронзает Купидон.
…(выдох) Их стрелами пронзает Купидон, И двое уже полностью наги. И стыдный жар их плавит, как дракон. Тела их напряженны и туги. Их стрелами пронзает Купидон. Воистину нет дыма без огня, Известно вновь прибывшим и седым. Но всякий ли старается понять, Где тот огонь, что порождает дым? Воистину нет дыма без огня. Два бьются купидоновых крыла. И каждый в ком торчит его стрела.
… (выдох) И каждый в ком торчит его стрела, Не больше продолжения стрелы. Веревкой зажимаются в узлы, Желания, стремления, дела И каждый в ком торчит его стрела. Когда ты боль, ты знаешь только боль, Когда ты страсть, ты знаешь только страсть. Спасенье не получится украсть, Но если притупляет алкоголь, То может нет в спасении нужды? Навеки пленник огненной воды..
…(выдох) Навеки пленник огненной воды, Останется на лаврах почивать, До первой неминуемой беды. Но стоило тогда ли начинать, Навеки пленник огеной воды? Уродство утверждает красоту, Дорога горя радостью полна. Две чаши будут выпиты до дна, Но первой буду эту, а не ту. Уродство утверждает красоту. Лишь зверь когда дорвется до еды, Хватает перезрелые плоды.
…(выдох) Хватает перезрелые плоды, Скача по веткам гордый павиан, Не помня, что нужда есть до нужды. К чему ему далекий океан? Хватает… перезрелые плоды. Деревья прорастают от корней, Но видно лишь могучие стволы. Уснувший среди листьев и смолы, Проснется неизбежно между пней. Деревья прорастают от корней. И плод и корень жизнь за тем дала, Чтоб женщина хмелея зачала.
… (выдох) Чтоб женщина хмелея зачала, Ей даст Господь и сына и отца. Кружится мироздание-юла, Сменяя поколенья без конца. Чтоб женщина хмелея зачала. Чтоб вновь умерший, вновь родиться мог. Опять душа посажена на клей. Воспитанник своих учителей, Впитает плод и мудрость и порок, Чтоб вновь умерший, вновь родиться мог. Ко времени откроется сезам, Но горькой будет детская слеза.
(выдох) Но горькой будет детская слеза, Пришедшего за светом и добром — Шлепок пронзит пространство, будто гром. Не на’чавшись закончится гроза… Но горькой будет детская слеза. У матери обмякнув на руках, Младенец улыбнется ей во сне. Утонет в первородной глубине, А может быть растает в облаках. Весь день учился жизни он азам, Смыкаются открытые глаза.
…(выдох) Смыкаются открытые глаза. И дух, и зверь, и бог и человек Однажды закрывают их навек. Жизнь обвивает мертвая лоза, Смыкаются открытые глаза. Двенадцать спиц — простое колесо, Но выйти за пределы колеса — Нельзя, пока не рухнут небеса. Не меренный не кончится песок. Двенадцать спиц — простое колесо. Идет игра награды и вины И краткого мгновенья тишины. Ключ Слепой не сомневается в пути — Единство, что приходит взаперти. Конец присущ любому из начал. Не лодка выбирает свой причал. У дома есть немного — пять окон. Их стрелами пронзает Купидон. И всякий в ком торчит его стрела — Навеки пленник огненной воды, Хватает перезрелые плоды, Чтоб женщина хмелея зачала. Но горькой будет детская слеза, Смыкаются открытые глаза. …(выдох) Слепой не сомневается в пути.
Я смотрю на смерть взглядом испепеляющей пустоты — У меня в руках даже древние рассыпаются в порошок. Я свидетель межзвездной и межчеловеческой нищеты. Вот один штришок, вот другой штришок, третий теперь штришок. ⠀ И пророк во мне говорит — смотри, говорящие вижу кусты. А человек говорит — не смотри, это кто-то убежал в кусты. ⠀ И сижу я на камне в кустистой тундре, Жду пока деревце прорастет. Но не растет дерево в тундре, кругом болота, камни, А впереди холод, лёд и снега. ⠀ Но я сижу, говорю с кустами и верю, что однажды кто-то придёт. Ведь лепил же из глины когда-то кого-то, А размокнет в болотах — так у меня еще есть тайга. ⠀ И попрощаюсь с кустами и брошу камни, и на юга, на юга, на юга. Там леса заливают пространство зеленкой, Как морские волны топят в себе берега. Она не вылечит мои раны, но очистит от грязи, Подсушит открытый порез. И пророк во мне скажет — смотри и слушай, вот говорящий лес, ⠀ Но человек ответит — не смотри, не слушай — на дерево кто-то залез. ⠀ И вот хожу я сквозь чащу, по буреломам, под испуганные голоса, Говорю им спускайтесь, но слышу — там волки, а может быть даже оса. Так вот и сел под лапами хвои, жду что дерево упадет. Ведь тесал же кого-то когда-то из камня неужели и он не придет? ⠀ А если сгорел в пожаре, в ударах молний, растрескался от огня. Так у меня же есть еще горы, может там кто-то ждет меня? ⠀ И оставив плачущих плакать, а за спиною великий лес, Я иду на великую гору, чтоб гранитной солью вылечить свежий порез. Там такое солнце, такое небо, такие там облака, Их черпаешь ладонями, вдыхаешь легкими и становится жизнь легка. ⠀ И пророк наконец запоет слыша песню горных седин. А человек ему скажет — мое это эхо и здесь я совсем один. ⠀ И развел костер и смотрю на тени пляшущие от костра. Неужели потухли искры, ведь вдыхал же в кого-то, когда-то. И в пустыню идти пора? ⠀ На песок опущусь и вижу — плачет во мне пророк, А человек на песок льет не слезы, а кровь из пораненых рук и ног. Но за спиной появляется кто-то и касается кто-то плеча, И ложится на плечи прохлада, хоть рука его горяча. Он промоет мне раны, завяжет бинтами, говорит я тебя искал. За тобою по буреломам шел и карабкался среди скал. И глаза его смотрят на смерть мою взглядом испепеляющий пустоты, А на меня смеясь. И мы скажем друг другу — наконец рядом есть ты.
Мир, мой друг, возникает под ногами. Только вот в чем штука: и у меня тоже. Мы раскрашиваем пустоту шагами настолько близко, что куда бы ты ни пошёл, я буду там. Я всегда у тебя за спиной и перед глазами. Я приду в одной, в другой, в разной. Может быть в той же самой. Узнавай
Всякому кто спотыкается о камень, но не признает себя споткнувшимся зарекаю поднять этот камень и положить за щеку и идти отныне с ним и каждый следующий такой подбирать и класть и нести. Покуда не порвется рот его и не посыпятся камни раскаяния, чтобы каждый видевший это сказал — прости и ты мне. Всякому кто предаст верившего ему, смалодушничает, забудет кто он и для чего живет, зарекаю быть наказаным и не единожды быть наказаным и понимать за что был наказан и наказан будет. Покуда не исправит или не искупит страданием, а страдание есть мой дар ему. Всякому кто закроет уши свои и глаза свои и откажет знать мир в полноте его и рот свой закроет и откажет миру говорить о нём. А только живот набивает и голову набивает сухой соломой, дело которой гореть на солнце. Зарекаю ему лежать без глаз и ушей и языка и тешиться своей требухой безжизненной. Покуда не вырастут у него уши, глаза и язык новые. Всякому кто назовёт себя Богом без права на то, зарекаю попасть между двумя зеркалами. Во всяких глазах видеть свои глаза и не иметь сна и не иметь забыться, а пребывать там где время не время. Время не время. Время не время. Покуда не появится тот кого нет и быть не может. ⠀ И если дана мне сила от Имени моего говорить, то пусть она будет вложена в эти слова и утвердит их как произошедшее. Потому что произошедшее.
Где ад геометрических фигур, Где пять сторон равны и пять углов. Одна из древних глиняных скульптур, Проснулась от стрельбы колоколов. И мир на големических ногах, К которому пророчества вели, Нашел себя на древних берегах, Великой, новорожденной земли. ⠀ Посмотрите на это племя, что развилось из грязных шкур, Детской боли, мертворожденных и заживо спрятанных в чрево земли, Чтобы не слышать, как причитают от голода — всех не накормишь. Посмотрите на это племя, здоровых и сильных мужчин и женщин, Живущих по триста лет, милосердно бросающих слабых и пожилых. Как они веселятся, как хохочут они когда лес наполняется жизнью И становится суше, теплее — почему непонятно. Их встречают другие — чужие, хотя и похожие, но лица измазаны кровью — Ненастоящие люди. Расходятся мирно. Иногда мужчины кричат на них, чтоб уходили. Если встретят двоих-троих убивают жестоко, топчут ногами — кто их просил являться? Комариные пляски над телами убитых звучат еще долго, Ты не знаешь как долго рождается вновь человек. Собирает куски своей плоти. Растерял, разбросал, будет вечность искать по щелям и оврагам места, где себя убивал, хоронил. ⠀ Следом племя, что жило мгновенья, но ярко и праздно, зажигало костры, и огонь по зеленому шел. Мох горел, лес горел, птицы чахли от дыма, кричали. А глаза, обезумев, рычали, хрипели, стучали Копытами, когти в истерике драли, но сгорали, рождались и снова, конечно, сгорали. Много леса. Пускай будет меньше и больше пространства. Растет пусть пшеница и то, что уже не найдешь в магазинах. То что съедено было в голодные годы беспомощной матерью, не отдавшей ребенку ни зернышка. Истребили гигантов. Мясо съели. Из жил накрутили веревок, еще влажными шили одежду. Умирали от язв и болезней, от голода в неурожай; А еще приходили пещерные люди. Забирали в ночи одного или двух, уходили обратно. Но их вскоре тоже не стало. Мясо съели. Из жил накрутили веревок. Сохранили немного на память в своей днк. Вот и мертвые вдруг просыпаются в ныне живущих. Зря не вырыли этим скелетам достойной могилы. Долго будет откашливать племя кровавую кашу из легких. Окаянное племя.
Ленин умер, Сталин умер. Кто остался на трубе? На трубе осталась ржа, Где ты когда нужен, Джа? Мне ужасно одиноко, Сотвори меня опять. Ленин умер, Сталин умер… Кто остался убирать? Вот нехитрая загадка, А какая есть отгадка! Все уже в краю другом, Никого уже кругом. Как одену я рубаху, С петухами, с петухами, И вернусь в свою Россию С петухами-вертухами. Или нахуй, не вернусь, Не спасти, отныне, Русь. Время строить поселенья На костях. Не хочу в своем дому ходить в гостях. Разгоните, разгоните, разгоните. Кровь по жилам. Оживите, оживите. Запустите в нашу Раду Чоршанбе. Пусть они ему играют на трубе. Мне нужны надежные тылы Неужели есть еще целы? Мама, я вернусь домой не весь, Ты меня опять уравновесь. Мне опять сражаться в мировой. К первой не буди, я ко второй. Слышишь начинается гроза? Это я смотрю в твои глаза, А теперь смотрю в свои глаза И твои глаза — мои глаза. И в руках твоих моя рука. Отрублю ее издалека. Как. тебе. такие. диалоги? Делай ноги, делай ноги, делай ноги! Убегай, мы принесем в себе опасность. Мы за равенство, за братство и за гласность. Вирус хуже оспы и чумы, Это ты, да я, да ты, да я, да мы. К солнцу собираются огни. В Духе просыпается Агни. Я несу не меч, не мир — огонь, Маленький в руках моих, не тронь. Я ему немного подышу, Принесу его густому камышу, А вдохну большое пламя, Я — дракон. Ergo sum Я объявляю Рубикон Закрытым.
Так говорил Заратустра — уходи от людей прочь. Недостойны они тебя. Уходи от людей прочь. А я включаю онлайн режим. Я доступней портовой шлюхи. Люди сами ушли от людей. Иди к ним. Так говорю я. Учи задавать вопросы. Учи открывать двери. Учи закрывать телефоны. Меня учи. Учись сам. Чтобы тебе там не думалось, небо не ждет. Знаешь ли ты что оно есть Калиюга? Умер, воскрес — так просто. Сиди ничего не делай. Вдыхай ароматы жизни. Не вреди, так чуть-чуть помогай. Умер - воскрес. Нет. Мир остается, уходишь лишь ты. На время. Вернулся, а там... батюшки! С кем говорить? Кем гордиться? Уходил — был Егор, другие, а теперь даже обняться не с кем, поговорить чуть серьезней чем в Sims-е. Руку свою протянуть. Чужую принять. Даже любовь теперь только взрослая. А что? Ты ходил к людям? Или просто пил с ними и кивал. Слушал бредни, сам говорил бредни. Хорошо провел время? Сегодня был при деньгах, море, солнце, катера и яхты. Завтра не будешь. Завтра с другой стороны. А там что? А что ты туда привнес? Чему научил? Какую систему дал? Огромный подарок, жизнь на то чтоб подстелить соломку. Подстелил? А ты иди к людям. Делай, как я говорю. Каждый мужчина — мой брат, каждая женщина — моя жена, каждый ребенок — мой. Всякие старики — мои родители и я сам. Бери ответственность если лежит на полу, никому не надо — ты подними. Поднял? Объясни зачем. Видишь смотрят? Для них странно. Не объясняешь — без толку. Только гордыню питать какой ты хороший. Люди-громоотводы, как мне вас не хватает. Такой тебе дали mind. Семью накормить? Неплохо. Накормил? Все еще голодают? Периодически. 16 на 8, правда? Посмотри как гноятся глаза африканского бэби. Один еще видит. Второй просто открыт и белый. Знаешь что тысяча долларов для африканца — это future трех поколений? Хочешь туда next time? Быть по сему. Отец, распредели как придется. Иначе. Кому ты служишь, что тебе твой капитал? Что тебе твой статус? Скатал, будто жук-навозник. Делай сейчас, потом не приму. Какая же это жертва, когда старый хер и уже ничего не надо, вот и даешь? Иди к людям, учи задавать вопросы, учись открывать двери, сам объясняй, трать очки репутации, заставляй просыпаться. Сам вставай. И никаких ко второй. Это — не добровольно. Сейчас ты меня слышишь, потом перестанешь. Включай СВОЕ радио-свободу, садись в рубку. Пробуй. Только за тем ты здесь. Так говорю я.
Я пришел сюда ненадолго из тех широт, Где от солнца кипит и плавится голова. Значит время потратить солнце на кислород. И опять колдовать, и опять подбирать слова. Как прекрасно, но как мы лишние здесь, старик. Не ярангой едины, но я разожгу огни, И давай свысока посмотрим на материк. Начикета, они одни или мы одни? Ах, какая была задумка. Страна не та. Нет желающих больше множиться и гореть. Океан и вулканы, холод и простота Вот и все что не смог отъесть у людей медведь.