Я всегда приезжаю в аэропорт
По возможности очень задолго до.
Если конечно международные рейсы:

Между Москвой и Минском — не тороплюсь.

Вот и сейчас мы приехали к 30.
В этот белый, большой терминал.
Здесь такие большие окна и так много густого света,
Что по первым минутам даже болит голова.

Кажется, лучше пройти регистрацию и контроль,
Выпить кофе и скушать булку, походить взад-вперед…
Тут еще друг торопит
— его вылет уже вот-вот.
Еще год, может быть полгода…

Говорят первый рейс забирает лучших —
Так хотя бы взгляну в эти добрые, светлые лица.
Провожу на посадку, помашу на прощанье рукой.

— А куда вы, друзья, летите? 
Наверное на Афон?
— Нет — говорят — в Краснодарский край. — И взлетают,
Как белые лебеди, сбившись в один силуэт.

Из кафе вижу очередь пацанов в эверлесте,
Те стоят —
В непонятках потупив взгляды,
друг за другом,
У каждого крестик на шее
и по 10-15 друзей в могиле.

Не уверен, что все они достоят — напряженные лица,
Обещали быть 24/7.
Вдруг в последний момент позвонят, позовут, порежут,
Отпоют, похоронят
и помянУт.

Но найдется Святой Георгий и другие защитники веры,
А потом и цари-миродержцы,
что успешно сдадут багаж.

Все-таки, как же мало народу,
а ведь время уже к 40,
Зато Терехов, вижу, проходит контроль: попросили допить рептилойдов,
выкинул плоскую землю
— так, ну вроде пустили.
Посидим на дорожку, закажем себе овощей…
Хорошо, как же классно — что нам некуда больше спешить.

50… 60… думал будет побольше знакомых,
Кто-то только в пути,
а другие уже не приедут.
Терминал стал мне домом, я в окна его смотрю:
Мне не страшно ослепнуть от света.
Почти не хожу в кафе и сижу сытый в Prayer room.

70… подвезли старичков и старушек, только слышно — кричат в телефонные трубки родным:
— дорогие! Любите друг друга, жизнь короткая, правда короткая.
Надя, ах тыж блядь такая, жизнь короткая говорю, запиши, потеряешь! Высылаю в Вотсапе открытку!
Сохрани обязательно — это тебе скрижали!

91… — Ванька, ну че там, когда твой рейс? — Бедный чуть не плача — задержали, опять задержали!
У меня уже рак подмышек, рак либидо, цирроз кутикул,
Я построил 12 храмов!
Самолеты взлетают, взлетают,
А меня не берут на борт!

— Ладно, Ванька, а я пойду, мой уже объявили.
Шлепнул старую жопу, обнялись на прощанье.
Глазами нашел свой гейт. Проводница спросила —
Ну что в Краснодарский край или снова хотите в Хабаровск?
Я смотрю, улыбаюсь и говорю — не хочу. Никуда не хочу)

Проводница становится белой,
терминал наливается светом,
И мы гаснем,
Как будто бы гаснет костер,
Дожегший остаток дров.

Все проходит сказал Соломон.
Все пройдет и печаль и радость
Пел Михаил Боярский.

Пролетело три тысячи лет,
А нам приходится напоминать
Очевидные вещи.

Краш по дефолту становится кринжем,
Когда покидает тренды.

В двухтысячных был гламур,
Как наивно звучит теперь Лигалайз —
Стали толще котлеты денег,
Потому что такой сейчас курс рубля.
И на них собирают второго ребенка утомленные школой
Настоящие мамы.

А у их октябрят на устах теперь новое гррря
И другие герои.

Хорошо, что наркотики стали чище.
Даст Господь, Епифанцев с Шаманом
И вовсе, спустя пару лет, пересадят на мухоморы.
А потом на саган-дайля.

«Прыгай в тачку, езжай на Парнас, там грибница — прикоп полметра»

Аничча, дукха, анната.
Распадается даже атом.
А ты не атом
и я не атом,
Так за что нам держаться и надо ли нам прикипать к Моргенштерну, к лицу без морщин и к здоровым сосудам.

Положите меня в мертвом море,
И достаньте когда накупаюсь.
Пусть найдут, как кумранские свитки
И на сердце моем прочитают
не занудное —
Все проходит. — не унылое — это пройдет
А стихи Лигалайза, что теперь что-то вроде Гомера.

«Летим, клубимся в дым, а о том, кого как зовут на завтра может и не вспомним»

Мои астрономические цифры, теперь не просто линии в блокноте.
Теперь я их безмерно уважаю.

И как же я в тебе теперь уверен.
Ты делаешь огромную работу,
За этими стеклянными глазами,
Ты знаешь, как ходить и ходишь быстро.

Животные, которые белеют,
потом определенно исчезают.

И ты конечно тоже исчезаешь,
Но сам затем решаешь появиться,
Чтоб не был тихий слон твой одиноким.
Ты здесь для окончательных прозрений.

Закрыв глаза — никто не умирает,
Кто мог бы — сам умеет удалиться.
Туда, где его точно не достанет.
Тебе здесь безопасно оставаться,
Проделана хорошая работа .

Нет стыда, где бы его не искал. Если насмерть собью человека, 
может быть обнаружу. Но думаю нет. 

Вот, что хотелось бы на Новый год. 
Дорогой Дед Мороз, я уверен лежит у тебя, невостребованный другими детьми, стыд. Подари мне его пожалуйста. 

Я хочу понимать не умом, что хорошо, что нет. 
Не психопрактикой метты, накачиваться любовью.
Я хочу видеть теплые руки кого-то кто мог бы сказать — ай, яяяй-ай. 

Но ни мама ни папа не могут меня устыдить. 
Эти бедные, старые люди. Им простить бы хотя бы друг друга. Не говоря уж о том, чтоб простить себя. 

Безусловно мы все научились в торг  
С привязанной к внутренней батарее, заклеенной скотчем по самые веки совестью.
А чтоб она там понимала?! 

Да тут же одни пидорасы.
А ты среди них и не то чтобы Дартаньян, хотя бы не долбишься в жопу на каждые выходные. 

Спросите, спросите у тех, кто в родной земле, а сели бы срать на одном с вами поле далекие предки? 

Кто знал бы… мне в этой земле  среди самых близких, пожалуй, флоресские хоббиты, какая уж тут идентичность. 

На социальном страхе, без истинного стыда.  Как вам, застывшие в колесе? Как вам ждущие Рая?

Мне уже надоело, я хочу перестать отворачиваться, говорить — ох ведь жадные нищие. Совсем уже совести нет. Никогда не давайте цыганам. Не хочу я пролистывать раком больных детей, говоря — бля ну я же ем! Бриль, оплати мне премиум на ютубе! 

Верни мне пожалуйста слезы, Дорогой Дед Мороз. Я вряд ли еще готов, но когда я останусь мертвым, моя вечность едва ли уже прекратится. Буду же я живой. 
Шли сейчас, не откладывай до зимы.

Есть цветы которые созревают поздно,
Например капуста декоротивная, гортензия там или бегония.
У людей тоже самое, для одних молодость — потогонка, серьезные щи,
Пиджаки с накладными плечами, поло.
Говорят — главное красота.
Имея в виду, чтобы жизнь была,
как в американских фильмах
про обеспеченных.
Позы, головы в бок, улыбки,
поцелуи при встрече.
Один уикенд, второй, третий.
Девять с половиной недель, десять,
сто с половиной недель.
И пускай красота в уникальности,
Но какие, Господи!
Какие красивые лошади, запряженные в карусель!

А есть другие — маятся до поздней зрелости, До кризиса уже почти что не среднего возраста.
Никак не могут понять кто они, что они,
Пора раскрываться или уже копить похоронные? Что я там любил в юности? Петь, танцевать?
Диджеем хотел быть крутым, чтобы все перлись под мою музыку.
С понедельника надо заняться, надо заняться!..
Надо заняться здоровьем
пока полностью не растаял.
Но какая же все-таки воля внутри. Застаивается и прорывает. Чисто Рокки. Пусть и шестая часть.
На работу под Eye Of The Tiger.
⠀
Есть и такие, которые как бы нашли себя, хотя толком и не искали.
И скажи им в 8-12 лет
— а ты Витя будешь медиабаером, будешь работать в е-комерсе
— Они бы ответили
— ну нормально, наверное.
А машина у меня будет?
А пиво можно будет попробовать?
Я смогу купить все, чего у меня нет сейчас?— Можно! Сколько захочешь и даже в сауне!
Машина будет, сначала похуже, потом получше!
И купить себе тоже сможешь и приставку и крутой компьютер!
И в ресторан на обед и ужин, как некоторые взрослые!
— А потом что, Алиса?
— А чего бы тебе хотелось? И вообще для чего ты?
— Для чего я? Для чего я?..
Ладно, потом подумаю, побегу на футбик. Пока, Алиса!
И убегают. Поставив на бесконечную паузу главный вопрос в жизни.
А люди — цветы жизни.
Все, не только дети.
И цветут они все по-разному.
А гниют они одинаково.
Сперва, завороженно наблюдая, как другие вокруг увядают.
А потом, соглашаясь с собственным увяданием. Сохнут и падают. Необратимо, страшно, но так интересно для остальных.
⠀
Я — земля. Я своих провожаю питомцев, Сыновей, Дочерей. Долетайте до самого Солнца. И домой возвращайтесь скорей.

Соль то и дело утрачивает свой вкус.
Что ее сделает снова солёной,
Господи, если не ты?
Кому не открылось из тех, кто стоял и стучал?
Тем, кто стучался и убегал.

Она — доисторическая стрекоза, парящая над песчаной гладью.
Я — она и следы, а теперь я внутри головы,
Смотрю на зажившие руки.
Не лишенный тоски момент.
Что впрочем, совсем не страшно,
Потому что тоска снаружи,
как и боль в стопе и рыжая, индийская стрекоза.
⠀
Недостроенный дом, кто за меня достроит?
Исчезаю и появляюсь, исчезаю и появляюсь.
С одной стороны — конечно же нужно достроить,
А с другой стороны — какой ещё дом?

Развоплотился мой запрет на письмо,
Он сказал говори и потому говорю.
О, октябрята! Радуйтесь октябрю,
Скоро уже придёт человек-письмо.
⠀
***
Я не такой молодой,
Как молодые.
Стихи — не теряющие актуальность.
Только если раньше речь шла о детях,
Теперь о тридцатилетних,
Теперь о сорокалетних.
Теперь о пятидесятилетних.
Теперь о шестидесятилетних.
Теперь о семидесятилетних.
Теперь о восьмидесятилетних.
Теперь о девяностолетних.
Теперь о столетних...
Я могу продолжать бесконечно,
Я где-то здесь умер.
И те, кто читали первыми
Разлетелись по одному.
Это не шутка. Умирают внезапно.
Чувствуя перед этим,
Что не сегодня.
⠀
Помни о смерти —
Говорил философ не такой уж и древности
(для тех, кто стал старше тридцатилетних).
Тем, кто живет не подводя итоги дня,
за которым спросят
обо всех предыдущих днях.

Аракатака.
Берёт белый чай динозавров
намокшее Чёрное море
себе.

Поэт на пути к имаго.

Закончится здесь не без малого
Слов суета.

Оставлю стихи у порога.

Ведь там где рождаются смыслы —
Свои создавать ни к чему.

Спасибо за отпуск, небо.

На поверхности двух миллионов лет —
Я живу — зрелый уже поэт.
Я могу — юный еще пророк
.кувырок. .кувырок.
.кувырок. .кувырок.

Как Приам сына не отнесу волкам,
Дабы сохранить царство,
что брошу к его рукам.
Ибо царствие мое не на полу, не на облаках.
Ибо царствие мое Ба
Ибо царствие мое Ка
Ибо царствие мое Ах
Я из спальни своей
Не отдам ему золотое руно,
Потому что — не золотое оно.

Я из оружейной моей
Лучше дам ему время
Оно ломает спины врагов.
Даже если враги — боги,
Время мое отмерит
смерть и богов и полубогов.
Дам еще
Пограничную ясность,
Защитой на страшный сон,
Пусть ему она говорит:
Пробудись Парис,
Пробудись Геркулес,
Пробудись Ясон.

И когда говорят, что ходил Ясон с аргонавтами на Колхиду за золотым руном. Я смеюсь, ибо ходили мы с алконавтами за золотым вином. Вот сюда @garage.wines

Всем хачапури по-колхидски.

Просыпаешься, тяжело как и засыпал.
И Устюг где стоял стоит,
и утюг где стоял стоит.
А хотелось бы, как обычно —
наворотил во сне,
А подъем умоет, оденет и воскресит.

Холодно смотреть украинцу в глаза.
Затравлено оглядываешься на друзей.
Нет что сказать. Но нельзя не сказать,
Когда Родину-мать кладут под стекло
в музей.

Не на руинах, но на островах страны,
На образах страны проступающий
горький мир —
Слезы разделанного кита, сам что себя
разрушил и устранил.

Твой Рагнарек начинается не вчера.
Тысяче-первым будь — тысячеликий герой.
Но не сейчас. Пока еще не пора: жертвовать головой.

Не торопись — ибо выходов больше нет.
Вызнай своих и постой за своих горой.
Будет гора — будет и Магомед.
Но перед третьей — выживи во второй.

Не свидетелю чуда рождения.
Я хотел бы тебе подарить элемент пробуждения.
Говорим он приходит когда надоело дремать.

Согласись принимать
Миллиарды монет одновременно решкой, орлом и ребром.
Свое горло объятым шнуром
Согласись принимать.

И раскроются швы и прольется великое море стыда
И оглохнешь тогда, и услышишь тогда:
Как трещит уходя в сизый дым навсегда фортепьяно.
Как рыдает, во сне замерзая, ребенок луны,
Как хоронят последнюю маму земли.
Как толпой убивали воровку задорно и пьяно. —

Это звуки с пластинки вины, проходи не смотря,
До другой стороны.

Но у белой стены захлебнись абсолютом, моя обезьяна.
И у белой стены захлебнись абсолютом, моя обезьяна.

Упади налету, онемев от своих кладовых, не имея прикрыть наготу,
Умирая обратно в живых.
Только колокол бьется во рту, но к чему непонятно.
Это время смотреть на великую сеть, а потом потерять, а потом умереть.
Я бы даже сказала отдать. Ускоряется время.
Замедляется время.
А теперь тебе время не время.

И теперь твой Тбилиси — Иберия.

И прозревшая плачет Медея, на могилах своих детей.

***
В этой точке где сходится все,
прорастает из семени жизни зеленый трамвай, чтобы взять пассажира.
Одного пассажира.