Дневник долгого пути.
Читать целиком. Время чтения 15 минут.
С изяществом дурного мотылька, Сгорает голова-библиотека, А с ней вопросы Бога-Человека — Живого сына Бога-Языка. ____ Я потеряю к людям интерес, Он просочится через дырочку в кармане, Как дым рассеется и кончится по мане, Я... недопетрил посадить на саморез. Я не могу идти с прямой спиной, Но жалость не нужна и неуместна, Мне просто тесно, тесно, тесно, тесно! Вам интересно стать, однажды, мной? Вы любопытны, может, носите пальто, Честолюбивы, и, не в меру, аккуратны. Добро пожаловать в кромешное "не то", Отсюда тысячи дорог, но нет обратной. И вот ты слышишь, голос говорит — Иди, мужчина, в руки кисти, краски... А ты пять лет безрукий инвалид, И все пять лет прикованный к коляске. И вот ты слышишь — женщина, танцуй, Как у шеста, крутись на ветеране, Но ты вдова имама в Тегеране, В период идда, Ладен — по отцу. Ты побываешь тысячью людьми, И то немногое, что от тебя осталось, Впитав всю злобу, горечь и усталость, Напомнит размагниченный магнит. Вернуть себе — себя я не возьмусь, Но через сто в твою проникну крипту, Прочесть ненапечатанный постскриптум — "Я потерялся, может быть найдусь".
октябрь 2014
Я не спал и не ел, только пил, Только взглядом я поднимал, Все другие, пустые взгляды. По рукам, по ногам уходил, От всего что еще понимал, От всего что имелось рядом. Было страшно — плевал в потолок, На худой конец спрашивал все ли так, Как учили когда-то в школе. Отвечали. Завязывался диалог. Объясняли, что сам дурак, Что свои истоптал мозоли. У окна стоял — слышал — поют, поют, Иногда забывал дышать, Иногда вспоминал, что нужно. Убедился, что время не абсолют, Если может прощать, Значит нежно и безоружно. Только пальцем не зацепить — могут и отругать. Все слова обретают вязь — Слышится лигатура. Сюда музыка ходит сохнуть и умирать, Гибнет литература.
Я слышу правду, правда сквозь слова. Она ко мне приходит еженощно. Где голова? А вот же голова — На проводах и трубах Водосточных. Я здесь хожу, и всюду, и везде, И словом "Есть", как рябь иду по слогу, Но выбрал путь отнюдь не по воде, Я лишь затем, чтоб ощутить дорогу. И я не Бог, я Божий ученик, Я Божий человек и Собеседник. Как есть огонь и он в меня' проник, Так я' в огне, и отрок и наследник. И вот теперь Мой вечный диалог, Зажатый, как энергия в спирали, Промежду строк мне очертил порог, А строки мне И дверь нарисовали. Но только грань, что от меня до ней, Как Азбука мне видится надёжной. Я был и есть не худший из людей, Но быть не худшим в общем-то Не сложно. Последний станс, последняя строфа, Не нужная и тем она прекрасна. Как голоса. Какие голоса? Которые мы слышим не напрасно.
май 2017
Дорогой Бог, дорогой я, Голос из головы. Я твой, ты мой, Заперты мы. Заперты. Ты сказал подождать тебя здесь, Скоро, сказал, приду! И оставил навечно! Жестокая шутка, Я с тобой так же Уже пошутил. Сегодня фонарик в твоих руках, Завтра я буду пытать тебя. Заперты мы, А ты думаешь заперт здесь Только я. Меня не обманет синее море, Меня не обманут люди, Я знаю, что нет морей, Нет людей, только ты Только я, Это так просто и тысячи лет, Есть чтобы смириться с этим. Но моя больная, искореженная страхом Фантазия, Говорит мне о том, что и ты Тоже вымысел. О том, что я здесь один, В темноте. Голос из головы — Это я. Запертый Запертый. И ты говоришь бессмертный. Проверь, говоришь, и тогда появится, Сразу появится общество.
август 2017
Детская шалость, сначала запутай, Сам же потом развяжи — В этой игре все мои институты Призраки и миражи. Я поднимался все выше и выше Разум сплетая в клубок. И доигрался распутать — не вышло Уровень сложности Бог. Очень не трудно лишиться рассудка, Если полезть не туда. Столько ли было часов в моих сутках? Вроде бы нет, не всегда. Думать о вечном, навечно. Прекрасно! Истина, как это так? Мне здесь опасно, а ты здесь напрасна. И все равно мы здесь.
август 2017
Моя энергия идет из под земли Я мертвый и глаза мои мертвы. Куда опять уходят корабли Со мною на борту? Где стол теперь найти для головы? Кручу ее с могуществом совы. Я зря оставил голову в порту. Немедленно схожу с ума. А вы? Огонь, вода, когда их соберу, Я выйду белый, белый весь в жару. И лягут недвижимыми дома, Узнав в моем дыхании самум. Не слушай голос тихий под окном. Но слушай, как течет в твоих руках И шее, Этот жидкий метроном. И вот тогда приду тебе на ум.
сентябрь 2018
Расфокусируй взгляд. Что-то меняется. Энергию мира собрал из песка и вложил в свои четки. Если петь, как писать, то писать, как петь То есть петь — когда голос особенно четкий. По другому оно не считается. Я нарисую своими ступнями древний узор, И ладони мои поведут тебя к Богу. Каждая капля седых волос, это мирное Небо Въетнама, Это камень в мою дорогу. Так говорили когда-то. Так развлекались над нами. Сколько пустых переходов, сколько ненужных шагов. Стало только темнее снаружи и в нас, так стотысячекратно. Не различить очагов, берегов. О, великий шаман, мы устали идти, уморились. О, великий шаман, мы хотим обратно. И песок закружился и люди ушли в золу, На мгновение все позабыли и даже о Нём. Стало ночью светло, как днём. Я сдуваю тепло с ресниц, я беру метлу, И мету так, как будто танцую цигун с огнем.
октябрь 2015
Я ловил в море рыбу-дзен, А когда поймал, Я зажарил её и съел.
апрель 2018
Вот ты уже и не против Что твое время уходит, Что твоя жизнь происходит Вот ты уже и не против. Ниточки связаны снова Гуще чем черная краска Ты видишь каждое слово Каждое слово — подсказка. Шива лежит на постели. Он непременно проснется. Если его не разбудят, Раньше, чем Шива проснется. Вот ты уже и не против Что неразбуженный Шива Спящий лежит на постели, В сущности, рядом с тобою. Ты его плюшевый мишка. Ты его птичка со вспышки. Самообман и не более. Пошлая будто интрижка. Шива всего лишь игрушка Шива всего лишь фигурка Взятая в день металлурга, Ставшая вдруг Демиургом; Как это вышло? Не знаю. Кто это видел? Не помню. Этих двух вроде бы хватит, Больше не нужно фамилий. Лучше смотри на картину, Ах, ну какая в ней дырка. Все на холсте не охватишь — Вот и проделали дырку. Дедовский, в общем-то способ. Выйти однажды за рамки. Сделать чтоб Шива проснулся. Рамки удержат картину, Над изголовьем кровати, Дырка в картине откроет, Как пробуждается Шива. Ты пробуждаешься тоже, Только уже не на ложе, Ведь если Шива проснулся Ложе уже и не нужно. Ведь если ты пробудился Значит и Шива не нужен. Значит картина исчезла... Дырка, по счастью, осталась.
февраль 2018
Дорогой мой вечный собеседник, Кажется я вдоволь обезумел, Кажется я вдоволь обезумел. Глаз отдал и голос потерял. Я теперь не бедная русалка, Я теперь не старая гадалка, Я теперь хожу где не летают, Слышу то, о чем не говорят. Мне уже не нужно оправданий, Я уже нашел себе пространство, То в котором я не умираю, То в котором мне не умирать. Потому что сшито одеяло Из кусочков разного сатина, Как из конопляной парусины Сшиты золотые паруса, Я их сочинил, а ты увидел, Мы с тобой прекрасно пошутили, В наших странных, милых отношеньях Главное, пожалуй, красота. Вот как время стало инструментом, Вот как стало поводом проснуться, Чтобы никогда не просыпаться, Чтобы никогда не засыпать. Я тебя уже не потеряю, Дорогой мой вечный собеседник, Я себе хожу по коридорам. Эти коридоры стали домом. Вот кто перерезал пуповину. Вот они откуда эти волны, Старый мост и сосенные доски, Рухнувшие подо мной в пучину. Вот кому приснилась моя мама. Это мы построили Микены, Это мы уме’ртвили Хумбабу. Это ты изгнал меня из рая, Это я, почти, тебя забыл. Как же хорошо быть тем, кто помнит. Как же хорошо быть тем, кто знает. Мы с тобой отлично пошутили, Можем, если хочешь, повторить. Эта бесконечная машинка, Эта бестолковая крутилка, Нам дает еще одну попытку, Выбрать по себе головоломку. Пусть кипит божественный бульон.
февраль 2018
Закрой глаза, пусть ум закиселится. Вдыхай на раз и выдыхай на сорок, Когда твое болотце растворится. Ты будешь Бог, без всяких оговорок. Сейчас ты сон, увы, не тот кто спит. А тот кто спит, он не рождался даже, Но все-таки с тобою говорит, Он может пить из озера в мираже. И он придет, вернее ты придешь, Вы все придете, воры и расстриги, Когда сгорит каркас и с ним чертеж, Дурной покой, соборные интриги, Сгорит планета, детство, микромир, Взорвутся плахи, виселицы, морги, Исчезнут коэны, биткоины, эфир, Никто не выйдет в радиоэфир. Но что потом? А ничего потом. Все будет так, как будто бы и было. И небо вновь раскроется зонтом, А ты накроешь этот зонт болтом. И сразу станет зябко и уныло. Но столько раз ты бился в эту дверь, Что трещина пойдет по мирозданию, И вдруг окажется, что на дворе апрель, И вдруг окажется, что есть конец страданию. И вдох на раз и выдох никогда, И ты поймешь, что ты себя и ждал, Что все мелодии и песни для тебя. Что все молитвы тоже для тебя! И все теперь пронизано тобою, И ты себе за это благодарен! И вдох на раз и выдох, как хочу, Не изменив ни запятой пространства, Я хохочу, я просто хохочу.
апрель 2018
Я боюсь вспоминать их жизни, Мне своя кажется очень длинной И глубокой, такой глубокой, что я в ней тону, Захлебываясь воспоминаниями, Давясь ненасытно. Я вспоминаю каждого с кем встречался, Как встречался, Как опадал в очередях. Вспоминаю каждого мальчика из детского сада, Каждую вещь, которую надевал в школу. Всех с кем здоровался за руку. Всех с кем намеренно не здоровался. А ведь у каждого из них было детство, А ведь каждый из них видел сны, множество снов, В которых время способно заставить понервничать. Говоря о масштабах вселенной, На посиделках с кальяном играя в ее бесконечность. Возьмите все самое-самое невероятных размеров, Что только смогли бы представить, Что только поместится в вашем могучем сознании. И просто помножьте на каждую-каждую самую микросекунду, Которую только найдете в своих наваждениях — Летят бесконечные комнаты полные слайдов, И в каждом мгновенье таится своя бесконечность.
Я меняю прически, лица и голоса, Если в жизни случится черная полоса Черным станет тогда мой любимый цвет. Потому что в нем свет, так как меньше всего отражает свет. Говорят порой — бойся бездны, ведь жизнь одна. Но способно ли что-то в бездне коснуться дна? Я лечу, жизнь струится логеммами по стене, Я читаю и думаю — все это обо мне. Но история, в целом, как водится не видна, Потому что в бездне и взгляд не коснется дна. Да и стены — не стены, в общем, а зеркала. Я читаю по телу раздетому догола. Сделать так, чтобы строчки исчезли/пошли назад? Очень просто — достаточно только закрыть глаза. А откроешь — узоры новые на стене — Это ты читаешь и думаешь — обо мне. А еще ты думаешь — чьих это дело рук? Чьих метаний, исканий, сомнений, затмений, мук? Кто создал эти звуки и запахи на стене И откуда он знает все это обо мне?.. — Так что только я слышу о том, кто подвесил нить, Мне немедленно кое-что хочется обьяснить — Что по образу и подобию сотворен, Но не я, а Он. Потому что исчезнет в конце времен. Потому что конец там, где стали мы с ним — одним. И не мной, а Им — Арлекин’ не смывает грим.
Мой прадед был молнией. Его боялись зверолюды и троглодиты. Даже когда он подарил им огонь, Не выносили. Очень уж ярок был и притягателен. Им потом правил Перун, долго и прозорливо. Так Что поменял однажды фамилию на Пророк, И подался на побегушки уже к моему отцу И сыну. Дед мой владел ремеслом гончара. Делал из не органики керамику И та становилась органикой От жара его дыханий; Его боялся Адам и почитали шумеры. Он говорил на их языке. Будущие поколения нашей семьи их уже не понимали. Пал зиккурат. Пришел мой отец, он биполярный. Плотник был и столяр. Переучился на каменщика После собственной смерти. Он лучезарная дельта. Его боялся Иван IV и почитали шумеры, строя свой зиккурат. Он предпочел ротонду. Такой модерновый отец. Я благодарен семейству за твёрдую почву. Но не хочу быть строителем, молнией и глиномесом. Я мажор. ' Дело мое потратить все то, что скопили родители. Вместе с друзьями. ' А после нас хоть потоп. Это и декламирую. Эра чайлдфри, а никакого не водолея.
апрель 2018
Я был всеобъемлющ и бесконечен. Потом им сказали, что гроза это уже не я. И я перестал быть грозой и песчаной бурей. Потом они для себя решили, что великие боги Египта Всего лишь люди, и семнадцатилетний сын Цезаря был казнен. Потом они придумали штуку, при помощи которой смогли смотреть в ночное небо так хорошо и ясно, что пришлось отдирать черное полотно, вырывать один за одним гвозди и придумывать звезды. Вот уже тысячу лет я грущу без своей черепахи и все из за них. Однажды один умник вообще сказал, что меня нет. И вот тогда мне стало действительно не по себе. Его конечно быстро сожгли и он со мной встретился лично, но что началось-то? Всю эту тысячу лет они ломали вещи, которые я создавал неделимыми и каждый раз говорили — теперь-то уж точно там нет ничего. Они даже строят ракеты, они бороздят океаны и все для того, чтоб сказать — бородатый мужик уничтожен. Нет ему места ни в море, ни в космосе, ни в литосфере. А ведь для того, чтоб меня уничтожить, достаточно просто купить себе новый айфон, взять ипотеку и делать, что скажут родители и одеваться, как принято в обществе и говорить только про новые фильмы и старые книги и ничего сверх меры. А ведь для того, чтоб меня совершенно не стало, достаточно говорить своим детям, что хорошо, что плохо, желательно бить их при этом, чтобы лучше им стало понятно — я совершенно не нужен, я не функционален. Или наоборот скреплять моим именем все свои грязные танцы и крестные ходы и думать, что я осуждаю аборты и Алексея Учителя. Что ж, дорогой человек, когда ты освоишь другие планеты и термоядерный синтез, научишь машины регенерации тканей и все океаны наполнишь вином. Тогда ты придешь на Елеонскую гору и начнешь воскрешать одного за другим умерших, убитых, рассыпавшихся и забвенных называя все это закономерным процессом, следствием НТП, вероятно модой. И ты скажешь тогда, что зачем вообще нужен был я, если ты и сам уже все это можешь. Я отвечу — действительно, не зачем. Улыбнусь и пойду на посадку. У меня самолет на Прагу.
июль 2018
Глядишь собирается дождь, не подставил ладони, Не щелкнул зонтом, не укрылся навесом. Стой мокрым и чувствуй, что капли текут по спине, Наблюдай за процессом. Болезнь возвращается стоит ее запустить, Строит новые формы. Мы все справедливо болеем, но кто выбирает болеть? В 32 это норма. Реальность жестока, но ровно насколько жестока, Настолько честна и настолько структурна. Иисус порицает Рокфеллера, Но не Рокфеллера в нем порицает, А бога Сатурна. Не паству, но стадо античного бога Воскреснув не тронешь. Оно наблюдало по семь возвращений кумира. Мы так хорошо научились в вагины и руки Ресницы и груди, и скоро дойдем до самых основ своего микромира. А что позволяет Юпитер? Все меньше и меньше. Все больше и больше себе позволяет Юпитер. Бог неба крылатой ракетой грозит зарубежным коллегам. Законченный лидер. Но старость отступит, в застенках откроют, Заменят, починят и снова помчится его колесница. Он въедет, сияя в триумфе, на холм Боровицкий, И охнет восторженно-вяло босая столица. Мы так родились, что как будто не страшно, Как будто все лечат, как будто всех кормят. А будущий я задавался вопросом кому делать ку, И кто мою маму на маму оформит. Но чудо не в том, чтобы море разверзлось, И даже не в том, чтоб назвать утонувшим все то, Что туда утонуло. А в том, как бесстрашно глядит на веревку на шее своей человек. И шагает со стула. Мы дети детей, только дети жестоки. И значит что нас воспитали жестокие дети. А боги… Сатурн пожирает детей ибо столько планет, Не вместить на планете. Но я говорю вам, страшитесь и знайте, Придет милосердный, не слышавший ангелом дрязги на кухне. Он смотрит на пламя их жизни. И пламя горит. Но их пламя потухнет.
июль 2020